Вернуться в раздел "Книги"     На главную страницу


Виктор Верстаков

СЕРДЦА И ЗВЕЗДЫ

Стихи

Военное издательство Минобороны СССР
Москва, 1978

ЗНАМЯ

Еще не видно за фуражками,
где знамя,
кто его несет,
но непрерывное, протяжное
"ура" подхватывает взвод.
Вот показалось древко с лентами
над головами впереди.
И что-то теплое и светлое
растет
и ширится в груди.
Знаменный взвод -
ребята рослые! -
на заглядение хорош.
Но только это вспомнишь после ты,
когда в себя уже придешь.
А первый миг - как миг признания,
неповторимый миг в судьбе.
И ты - единое со знаменем:
ты - в нем,
оно - навек в тебе.


РАЗВЕ НЕ БЫЛО ТАК?

М.Садовникову

Нас военная служба
качала в плацкартных вагонах,
где па нижние полки
садились по четверо в ряд.
Нам врезался в плечо,
разрывая прокладку погона,
огрубевший ремень,
из цевья уходящий в приклад.
Нас брала за грудки
то жара, то декабрьская вьюга,
нас команды швыряли
то в пыль, то в болотную грязь.
Мы одну сигарету
в курилке пускали по кругу
и ругали всех девушек,
чтобы одна дождалась.
А еще мы в каптерке
гоняли чаи до рассвета
из чугунного чайника
емкостью в четверть ведра.
А еще вспоминали
далекое детское лето,
сеновал и речушку,
где язь бесновался с утра.
Разве не было так,
разве мы не мечтали о доме,
о любимой девчонке,
которая ждет и верна?
Мы прошли, как отцы,
все дороги армейские,
кроме
одного полустанка,
где рельсы разбила война.


ПАМЯТЬ

Когда светает и туманы
плывут над полем в тишине,
когда петух орет гортанно -
сложу я дедову шинель
и, возвращаясь с сеновала,
ее повешу на крючок
в сенях, где моль повымерзала
в сороковых годах еще.
Сухие скрипнут половицы,
урча, под ноги спрыгнет кот.
Я опоздал на свет родиться,
я не попал в военный год.
Подойник, молоко парное,
и черный хлеб,
и в миске соль...
А за стеной, за тишиною
стою я, стриженный "под ноль".
Одет в шинель, обут в обмотки,
винтовкою вооружен,
я прячу бабушкину фотку
и догоняю батальон.
Я ухожу, с ноги сбиваясь.
Темнеет в Сороти вода.
И я уже не возвращаюсь,
не возвращаюсь никогда.
И через год мой друг проездом
вдове шинельку завезет,
и шов, распоротый железом,
седая женщина зашьет.
Но сын шинель мою наденет, 
и внук еще поспит под ней. 
...Восходит день, 
короче тени. 
А я, я не был на войне, 
и под солдатскою шинелью 
я лишь дремал и видел сны, 
как люди плакали и пели 
в день окончания войны.


МАТЬ

- Чем богаты, тем и рады,
заходи, сынок.
Испеку тебе оладий,
заварю чаек.
Ты, родимый, больше кушай,
будь, как дома, здесь.
Вот у сына тоже пушки
на шинели есть.
Если встретитесь случайно -
ведь земля тесна, -
расскажи ему:
скучает
девушка одна,
а другой такой невесты
не сыскать всю жизнь.
От меня скажи, чтоб честно,
как отец,
служил.
И хозяйка проводила
до ворот меня,
долго в дом не уходила,
стоя у плетня.
Я не знаю, встречу ль сына,
но земля тесна,
и одна у нас Россия,
как и мать
одна.


УЧИТЕЛЬ

Преподавал земной простор, 
тревожил наши души. 
И каблуки до пяток стер 
на острых гранях суши.

Откроет дверь, 
войдет бочком, 
протаскивая глобус. 
Вплывает шар земной, влеком 
за ось, что вставлена торчком 
в арктическую область.

А география как раз 
предмет весьма понятный: 
своя Камчатка есть у нас, 
и полюса, и пятна,

есть даже свой абориген - 
заядлый второгодник. 
Мы - целый мир, и что взамен 
предложат нам сегодня?

А он крутил, он все крутил 
свой шарик полинялый. 
Ученье - свет, и он светил 
и честно и устало.

Мелькали страны и моря, 
коричневые горы.
И он учил нас, не коря 
за шум и разговоры.

А то, что с дней войны большой 
жил искалечен весь он, 
директор нам сказать пришел 
и зеркало завесил.


НАШ ПЕРВЫЙ СТРОЙ

Еще в гражданское одеты, 
о службе зная по словам, 
мы с правой топнули. 
Примета - 
что правая счастливей нам.

Не подвели мы командира, 
равнялись до команды "Стой". 
Мы с ним прошли бы и полмира, 
но лучше по одной шестой.

И вслед шептали нам ребята, 
великой тайною лучась: 
- Переодетые солдаты, 
секретно-боевая часть...

Так в старину учили плавать. 
Барахтался, но выплыл строй. 
Мы первый раз шагнули с правой, 
мы не ошиблись во второй.


ПО МОСКОВСКОМУ ВРЕМЕНИ

В двадцать два
по московскому времени
сигналист просигналит отбой,
и затихнет в казарме полемика,
и опустится сон голубой.
В двадцать два -
ни минутою ранее -
между коек пройдет старшина:
как сложили обмундирование,
и прикрыты ли створки окна?
А дневальный
расстанется с веником:
пол в казарме, как стеклышко, чист.
...В двадцать три по московскому времени
нам тревогу трубит сигналист!


РАВНЕНИЕ

Развернуты плечи согласно уставу,
привычное дело,
не в первый же раз.
И должен я видеть четвертого справа,
к нему прикасается линия глаз.

Я с ним из траншей не вычерпывал воду, 
в жару не делился последним глотком. 
Он майского призыва этого года. 
По правде сказать, 
с ним я мало знаком.

А левый сосед - и земляк и ровесник, 
а правый - меня из беды выручал. 
Но главное, чтобы в шеренге на месте 
четвертого грудь я глазами встречал.

Случайною вроде бы связаны нитью, 
четвертый в судьбу не вторгался мою, 
но вы на минуту его уберите - 
и я не смогу подравняться в строю.


ДЕВОЧКА

Девочка хотела стать комариком,
маленьким, совсем-совсем премаленьким.
Глупая. Сегодняшние девочки
не хотели б стать такою мелочью.
Но она ведь даже не вчерашняя,
девочка далекая, тогдашняя,
с бантом из бинта обыкновенного,
девочка из времени военного.
И она хотела стать комариком,
и она в худых стояла валенках
и смотрела в тихом переулочке
на витрину, где светились булочки.
Глупая. Зимою нет комариков
ни больших, ни средних и не маленьких.
Но она мечтала: залетела бы,
села незаметно и поела бы,
откусила б всюду полкусочечка
и сказала - больше есть не хочется,
а потом взяла б еще немножечко
и скорее в дверь или окошечко,
отнесла б голодненькому братику...

Девочка была моею матерью.


ДОМ

Дом как дом.
Неяркие окошки,
мох на бревнах с южной стороны.
Разбежалась от крыльца дорожка,
не вернув хозяина с войны.
Дом, ты помнишь,
как худую крышу,
слабыми ножонками скользя,
застилал соломою мальчишка,
чтобы не промок ты,
не озяб?
Помнишь ли,
как долгой зимней ночью
мать вязала под коптилки свет
теплые носки?
В солдатской почте
драгоценней той посылки нет.
Дом как дом.
Обыкновенный, вдовий,
день и ночь наполненный трудом.
Пред тобой склоняюсь я с любовью,
добрый,
русский,
деревенский
дом.


ПЕСНЯ

Дорога в дороге песня - 
легче ноша, тверже шаг. 
Веселей живется, если 
к песне тянется душа.

И на отдыхе, и в деле,
и со сцены, и в строю
мы немало песен спели,
и не только по шинели
я солдата узнаю.
Запоет - знакомый голос!
Как в воде, отражена
старшины крутая школа -
строг бывает старшина!
Громче вытянем - прикрикнет,
тише - тоже тут как тут:
дескать, кто шептать привыкли,
по-другому запоют.
Усмехнется бог усатый
и скомандует: - А ну
мы поставим-ка, ребята,
в запевалы ...старшину.
С места...
С песней!..
И привольно,
задевая облака,
развернулась по-над полем
песня старая полка.
С этой песней шли в атаку
поредевшие взвода,
эту песню до рейхстага
старшина донес тогда.
- А теперь вы пойте сами.
Я одно сказать хотел,
что в строю сегодня с вами
все, кто песню не допел.
Им, ребята, молодыми
приходилось умирать.
А за них... Да вместе с ними.
Эх, да что там толковать!

Дорога в дороге песня - 
легче ноша, тверже шаг. 
И душа бессмертна, если 
в песню вылилась душа.


СТРЕЛЬБЫ

Шагал солдат в строю походном,
ругал дождливую погоду,
смотрел на юг,
смотрел на север,
а дождь все сеял,
сеял,
сеял,
сбивались в кучи облака.
Легла до стрельбища дорога
и неблизка и нелегка.
В грибной глуши запретной зоны
у огневого рубежа
солдат получит три патрона,
и шинели вымокшей дрожа.
Па плащ-палатке, потемневшей
от влажной близости травы,
он изготовится неспешно,
не опуская головы.
Кукушка под руку заладит
в лесу недолгий позывной,
дождинка дрогнет на прикладе,
дымок поднимется волной.

Стрельбу окончит, и доложит, 
и перекурит в глубине. 
И это, в общем-то, несхоже 
с тем, как бывает на войне.

...В сушилке горбятся шинели, 
дождем пропитаны косым. 
А гильзы не позеленели. 
И будет жизнь. 
И будет сын.


ДО САМОЙ ПОСЛЕДНЕЙ СИГНАЛЬНОЙ РАКЕТЫ

Высокое небо защитного цвета. 
Себя прокляни, но в строю удержись 
до крика "ура", до сигнальной ракеты. 
И все это служба. И все это жизнь.

Отбоя не жди ни сегодня, ни завтра, 
ни через неделю, ни через года. 
С тобою навек это небо, и запах, 
и эта на мокрой пилотке звезда.

О чем пожалеть и чего пожелать нам, 
на мерзлом суглинке замедлив шаги? 
Не все еще люди, не все еще братья, 
и есть еще в мире друзья и враги.

Куда ни поставь это горькое слово, 
но каждая буква в нем криком полна: 
а что, если снова, а что, если снова, 
а что, если снова на свете война?

Держись же за небо защитного цвета, 
за нежность свою и за силу держись. 
До самой последней сигнальной ракеты 
твоя эта служба, твоя эта жизнь.


СЕРДЦА И ЗВЕЗДЫ

Сегодня бой, учебный бой, 
и мы "противники" с тобой, 
солдат соседней роты. 
Но прозвучит сигнал "Отбой", 
и, огонек прикрыв собой, 
протянет курево любой. 
Конец работы.

Ветрами вскинуты снега, 
метет метель, поет пурга, 
и обжигает стужа. 
Вдвойне зимою дорога 
и эта доля табака, 
и эта честная рука 
солдатской дружбы.

В мороз недолог разговор,
сюда бы печку, хоть костер -
пошли б другие речи!
Но встречный бой и зол и скор,
мы не остыли до сих пор,
а там еще грядет разбор -
горячим будет вечер!

Дыханье инеем легло, 
как измельченное стекло, 
на воротник шинели. 
А нам тепло, ветрам назло, 
при минус тридцати тепло,
ведь мы, когда на то пошло, 
друг друга сердцем грели.

И если все-таки мороз
в глаза въедается до слез,
и прожигает ветер -
ну что ж, солдатский путь не прост,
где боль и радость -
все всерьез,
идем по жизни в полный рост,
и нам тепло на свете!


ПОКА ЖИВА ВТОРАЯ РОТА

В низком утреннем тумане
развернулись в цепь.
На оружье "постоянный"
выставлен прицел.
Взрывпакеты наготове,
ждут шнуры огня.
Будет бой,
не будет крови,
не убьют меня.
Пусть над встречными штыками
пламя задрожит,
полетит земля комками.
Я останусь жив.
Я останусь,
я не сгину,
я не пропаду.
Я еще и дочь и сына
в садик поведу.
Я еще с друзьями встречу
праздник не один.
Холостой гремит навстречу.
Холодок в груди.
Завертелся, догорая,
слева взрывпакет.
Но встает уже вторая
первой роте вслед.
А для первой "бой" окончен,
рота не прошла.
Нам роса повыест очи,
обожжет тела.
- Вам залечь! - кричит посредник.
Первая, ложись!
...Мне б разок еще, последний,
поглядеть на жизнь
и увидеть, что вторая
встала под огнем:
значит, мы не умираем,
мы не пропадем...


УЕДИНЕНИЕ

В солдатских судьбах
много общего.
Не пригибаясь под огнем,
в атаку первую идем,
поротно строимся на площади,
ругаем метеопрогноз,
в шинелях паримся на солнышке,
с учений едем полусонные
под колыбельную колес,
следим ревниво за оружием -
не подвело бы в трудный час!
И пишем письма после ужина,
все сообща уединясь.


       *    *    *

Снятся зеленые рощи
и голубые стога,
лодка,
старик перевозчик,
перистые облака,
белые камни канала,
хитрая мордочка пса,
спится мне,
как мерцала
и высыхала роса.
Я перематывал леску,
мы возвращались домой:
пес мой - петляя по лесу,
я - по тропинке лесной.
И торопливо глотая
завтрак, оставленный мне,
шел я в сарай
и в сарае
видел ракеты во сне...


ОТРЕШЁННОСТЬ

Когда ракета остается, 
освещена лучами солнца, 
одна на стартовом столе - 
она уже не на Земле.

Еще хлопочут люди где-то, 
запрашивают борт ракеты, 
телеметрия на нуле - 
она уже не на Земле.

Руководители полета 
в исходном выясняют что-то 
с высокой думой на челе - 
она уже не на Земле.

Еще стада перегоняют, 
о точке в небе знать не знают 
казахи юркие в седле - 
она уже не на Земле.

Потом, когда огонь забьется, 
на миг затмит сиянье солнца, 
и грохот пролетит над степью, 
и мир оглохнет и ослепнет, - 
ракета запоздавшей птицей 
в родное небо устремится.


ДОМИК ГАГАРИНА

Земная его обитель. 
Он ночевал здесь. 
Над койкою летный китель 
на вбитом прочно гвозде. 
Домик пятиоконный, 
одноэтажный дом. 
Звездочки на погонах - 
желтые на голубом. 
В комнате две кровати, 
рядом его дублер. 
До старта уже не хватит 
времени на разговор. 
Снов, говорит, не видел. 
Может быть, утешал. 
Может быть, до орбите 
мчалась уже душа. 
Стартовая команда 
хлопочет у корабля. 
Спит космонавт что надо, 
не беспокойся, Земля. 
Не беспокойся, Главный, 
вовремя разбуди... 
Подвиг, и жизнь, и слава - 
все еще впереди. 
С домом одноэтажным, 
стоящим чуть в стороне, 
нынешние экипажи 
встречаются наедине.
Сядут без посторонних, 
лишь ты их услышишь, дом, 
да звездочки на погонах - 
желтые на голубом. 
Стартовая команда 
хлопочет у корабля. 
Молчат космонавты. 
Не надо 
их отвлекать, Земля.


*  *  * 

В хорошем городе старинном, 
привычны к лужам и дождям, 
ходили мы по магазинам, 
бродили мы по площадям.

Смотрели весело на цены, 
своею бедностью горды. 
Смотрели с горечью на церкви, 
где сплошь торговые склады.

Срывали яблоки украдкой - 
зеленый плод, запретный плод, - 
скрипел и охал для порядка 
дом, где никто уж не живет.

Сходили в старенькую баню, г
де у продрогшего ларька 
мужчины с темными губами 
опохмелялись в три глотка.

Смотрели жизнь и жили жизнью 
в случайном городе своем, 
и капли падали с карнизов 
после дождя, перед дождем.


*  *  *

Я в окне твоем отмечусь:
- Добрый вечер!
А потом
пусть припомнят,
что весь вечер
он шатался под окном.

Пусть припомнят, и обсудят, 
и придумают слегка: 
на петлицах два орудья, 
"артиллеревы" войска.

Добрый вечер, 
вечер теплый, 
и сирени лепестки 
ударяются о стекла, 
словно майские жуки.

Все науки не обнимешь, 
а тем более весной. 
Уж помучилась ты с ними, 
вечерок побудь со мной.

Я пройду - вослед соседи 
повернутся, как в строю: 
скоро, скоро он уедет 
в артиллерию свою!


*  *  *

Вживаясь в шумный ритм столицы,
я все ж одной ногой стою
в деревне дальней,
где зарницы
из мятых ведер
воду пьют,
где безмятежные дворняги
не сторожат,
а ворожат, -
и язычки, как будто флаги,
на добрых мордочках дрожат.


КАРЬЕР

Там,
во владимирском карьере,
рубили камень,
а затем
построен был в России первый,
а может быть, не первый
кремль.
Разграблен будет и разрушен,
отстроен - и опять на нет,
и лишь фундамента подушка
оставит под землею след.
Но, долгожитель беспокойный,
от пыли каменистой сер,
переживет века и войны
извечный труженик -
карьер.


ПСУ

С тобою мы бродили у канала,
одни вблизи воды,
среди камней.
О жизни мы в ту пору
знали мало.
Издалека, наверное, видней.

Стрелой ты мчался,
прижимая уши,
и возвращался преданно ко мне.
Мы верили,
что люди добродушны.
Издалека, наверное, видней.

Вода сверкала,
всплескивала рыба,
мурашки счастья стыли на спине.
О горе думать
мы и не смогли бы.
Издалека, конечно же, видней.

Тебя через неделю у колодца
пристрелят,
за бездомного приняв.
А у меня вдруг детство оборвется.
Да мало ли случится у меня!


ЖИВАЯ ЗЕМЛЯ

О земле безмолвных рек и сопок
понаслышке слыхивал и ты,
будто дальше Дальнего Востока,
холоднее вечной мерзлоты
та земля.
Ей нет конца и края,
там тропа звериная темна,
и в июне поздняя, сырая
с гудом мошкары идет весна.
В той земле до сей поры находят
старые раскольничьи скиты.
И еще немало в этом роде
о земле далекой слышал ты.
В сказках
о живой воде и мертвой
читывали мы, когда росли.
Но земля - она другого сорта:
есть живая, мертвой нет земли.
Горсть ее возьми и к свежей ране
приложи, убогую на вид:
ежели родная - не обманет,
даже мерзлотою исцелит.
И еще, назло наукам точным,
ею ты коснись усталых век:
и тогда увидишь ты воочию
тайный смысл лесов ее и рек -
вся земля родная.
Путь неблизкий 
в те края прокладываешь ты, 
где живые вспыхивают искры 
в мертвом слое вечной мерзлоты.


РЕЧКА МАТНЯ

Называлась бы приятней - 
лейся, лирика, рекой! 
Но зовут речонку Матня, 
напечатайся с такой... 
Скажут, Волга есть и Кама, 
Енисей, Ока, Иртыш. 
Молодой еще, а прямо 
нам про Матню говоришь. 
Отклоняю все упреки 
и смиренно речь веду: 
ни созвучья, ни намеки 
не имею я в виду. 
Есть река, и все, и баста, 
хватит слов издалека. 
Я в Дорки приехал:
- Здравствуй, 
Матня, русская река! 
Реки шире есть, и глубже, 
и светлее, и длинней, 
есть, конечно, и поуже, 
от лягушек зеленей. 
Но вот здесь-то и забота, 
потому я и упрям, 
что подобных рек - без счета 
по российским деревням. 
Мы привыкли к обобщеньям, 
только вымолви: "Река" - 
сразу волжское теченье, 
Енисей, Иртыш, Ока...
Я не против рек великих, 
поклоняюсь им вовек, 
но с оглядкой, поелику 
им не жить без малых рек. 
Волжский ветер свищет резво 
в парусах и в голове. 
Матня - в Люлех, 
Люлех - в Тезу, 
Теза - в Клязьму, 
Клязьма - в... 
Сим путем дойдем до Волги. 
Нужно море? Море есть. 
А любовь и чувство долга 
начинаются вот здесь.


*  *  *

Дорог немало пройдено - 
измерь-ка их длину! 
И все же перед Родиной 
я чувствую вину.

В короткой биографии - 
родился да вступил. 
А где-то мне потрафило, 
а где-то наглупил,

а где-то струсил попросту: 
не высказал, а мог, 
разволновался попусту, 
не преступил порог,

завидел пень-колодину 
и принял за утес... 
Но до стыда пред Родиной 
я все-таки дорос.


*  *  *

Распорядок тот же самый,
я на прежнем на кругу.
Но пишу я: "Здравствуй, мама!" -
а продолжить не могу.
Вижу вдруг домишко прежний,
где мы жили в тесноте.
Как же высказать всю нежность
на линованном листе?
И сижу я с авторучкой
над строкою полчаса.
Может быть, родная, лучше
только "мама" написать?
Я с годами строже к слову,
строже к жизни отношусь.
О погоде, о здоровье
реже письма я пишу.
Вот и все причины, мама,
молчаливости моей.
В остальном я тот же самый.
Не волнуйся.
Не болей...


ИНЖЕНЕРНЫЙ БАТАЛЬОН

В боях и похоронках первый, 
толкая тралы с двух сторон, 
твой танковый, 
твой инженерный 
идет в атаку батальон.

Стальные тралы,
словно птицы,
разрывами вознесены.
Ни сманеврировать, ни скрыться.
Как по линейке, устремиться
по минам тральщики должны.

За ними, в точности по следу, 
"тридцатьчетверкам" несть числа. 
А тральщик шел, а он не ведал, 
что мина с фокусом была.

Стальной цилиндр перекатился, 
скользнул под траки бугорок. 
И взрыв. И мир остановился, 
крутнувшись вправо, как волчок.

И что-то тоненько звенело 
среди оглохшей тишины. 
И в смотровой щели горело 
лицо беззвучное войны.

Контуженный, ты шел по полю, 
руками голову прикрыв. 
Ни страха не было, ни боли, 
ни осознания, что жив.

По одинокому танкисту -
то перелет, то недолет.
А ты, шатаясь,
в поле мглистом,
как по линейке, как на приступ,
от следа гусениц - вперед.

Тебя обгонят справа, слева, 
а ты, не слыша ни черта, 
прошепчешь: Братцы, братцы, где вы? 
За мной! Дорога здесь чиста...

И жизнь еще, презрев дороги, 
тебе по той тропе идти, 
где тралов нет, где только ноги 
взрывают мину на пути.

Отец! Не смею в ряд единый 
мою с твоею ставить жизнь. 
Но где ты прямо шел, там сыну 
негоже петлями кружить.


ВЕЩИ

Было так: не видать ни зги, 
я блуждал по родной Вселенной. 
И вели меня сапоги, 
скороходы мои тяжеленные.

Или вдруг задымит апрель
снежной замятью,
ветром резким, -
укрывала меня шинель
плотно,
преданно,
по-армейски.

Если солнце нещадно жжет,
не беда! - в хлопчатобумажном
ни жара меня не берет,
ни девяностопроцентная влажность.

Словно в сказке, хранят меня
безыскусные вещи эти
от мороза,
воды,
огня,
от потерянности на свете... 


БОЙ ЗА ГОРОД БОГУШЕВСК

(Рассказ отца)

"Командира убило утром 
и нелепо, на первый взгляд: 
люк открыл на одну минуту - 
и шальной подгадал снаряд. 
Я тогда доложил по связи, 
принял роту, просился в бой. 
Комполка запретил не сразу: 
- А пехота пойдет с тобой? 
А пехота 
сидит в окопах, 
крепко ученная в бою. 
У нее, у родимой, опыт:
артиллерию ждет свою.
Богушевск -
невеликий город,
деревянный, в один этаж.
По всему было видно:
скоро
обязательно будет наш.
В роще слышно -
гремят составы
на железнодорожном узле.
Эх, ударить бы в лоб и справа!
Но пехота молчит в земле.
Два часа простояли в роще,
а потом я терпеть не смог:
по домам городским
наощупь
к огоньку бежал огонек.
Поджигают!
Ну что же, гады,
это пламя и вас возьмет.
А пехота пойдет, раз надо...
- Рота, делай, как я. Вперед! 
Как влетели мы, 
что там было, - 
не припомнить и не понять. 
То ли пламя глаза слепило, 
то ли были мы из огня. 
Шесть взъярившихся 
"тридцатьчетверок" 
не жалели боезапас. 
То ли мы занимали город, 
то ли город врывался в нас. 
И на станции у состава, 
не успевшего отойти, 
паровоз повалили набок 
на грохочущие пути. 
А потом пробил час пехоты, 
и захлебываясь, спеша, 
затрещал вокруг, 
заработал
наш отечественный ППШ.
Бой распался на эпизоды, 
где мы выполнили свой долг. 
Через день 
отвели на отдых 
наш отдельный танковый полк. 
Но не мы одни воевали, 
не о ротных заслугах речь.
Богушевск и без нас бы взяли, 
мы - всего лишь - 
не дали 
сжечь".


СОДЕРЖАНИЕ


СЕРДЦА И ЗВЕЗДЫ	1
ЗНАМЯ	1
РАЗВЕ НЕ БЫЛО ТАК?	1
ПАМЯТЬ	2
МАТЬ	3
УЧИТЕЛЬ	4
НАШ ПЕРВЫЙ СТРОЙ	5
ПО МОСКОВСКОМУ ВРЕМЕНИ	5
РАВНЕНИЕ	6
ДЕВОЧКА	6
ДОМ	7
ПЕСНЯ	8
СТРЕЛЬБЫ	9
ДО САМОЙ ПОСЛЕДНЕЙ СИГНАЛЬНОЙ РАКЕТЫ	9
СЕРДЦА И ЗВЕЗДЫ	10
ПОКА ЖИВА ВТОРАЯ РОТА	11
УЕДИНЕНИЕ	12
Снятся зеленые рощи	13
ОТРЕШЁННОСТЬ	13
ДОМИК ГАГАРИНА	14
В хорошем городе старинном,	15
Я в окне твоем отмечусь:	15
Вживаясь в шумный ритм столицы,	16
КАРЬЕР	16
ПСУ	17
ЖИВАЯ ЗЕМЛЯ	17
РЕЧКА МАТНЯ	18
Дорог немало пройдено	19
Распорядок тот же самый	20
ИНЖЕНЕРНЫЙ БАТАЛЬОН	20
ВЕЩИ	22
БОЙ ЗА ГОРОД БОГУШЕВСК	22
СОДЕРЖАНИЕ	24



Вернуться на главную страницу

Hosted by uCoz