Вернуться в раздел "Книги" На главную страницу
Виктор Верстаков
Традиция
стихи
Москва, Современник, 1975
Родина
В ней все,
до последней избы,
мне дорого,
близко
и свято.
Нет счастья превыше,
чем быть
рабочим ее и солдатом
* * *
Сегодня выгляжу я строго.
Ты говоришь: колючий взгляд.
Вчера у нас была тревога,
и до сих пор глаза не спят.
* * *
И кубатура, и метраж,
торшер на гнутых ножках.
А мне все видится блиндаж,
стол в две доски и плошка.
Дрожит накат над головой,
связист в углу хлопочет.
И знаешь только - ты живой,
еще живой, и точка.
Я не был в этом блиндаже -
родился поздновато.
Но знаю, я в тот день уже
был посвящен в солдаты.
Железный дождь в сорок первом
Земля воздавала хлебом
за каждую борозду.
Но перечеркнул небо
дождь в сорок первом году.
Звенел и стучал но крышам,
жесть пробивал насквозь.
По лужам его
мальчишкам
бегать не довелось...
Сестренка
А было ей пятнадцать, если честно.
Достала справку,
что шестнадцать лет,
и обижалась трогательно, если
затронут возрастной авторитет.
И звали ее дочкою солдаты,
а ей хотелось, чтобы "медсестра".
Сошлись в едином мнении палаты:
по возрасту ей в куклы бы играть.
Но в перевязочной,
где воздух пьян от крови,
работая ночами напролет,
она шептала раненым с любовью:
- Терпи, родной, сейчас пройдет, пройдет... - II плакала, но только незаметно,
как никогда не выйдет у актрис.
Сестренкой можно звать ее:
на этом
палаты все во мнении сошлись.
* * *
С надеждой женщины смотрели
на коменданта, словно он
при небольшом вокзальном деле
был властью бога наделен.
А за границею вокзала
на перекрестии путей
вдова солдатская стояла,
прижав к груди двоих детей.
...Росли мальчишки,
мать старела,
но, аккуратная всегда,
у железнодорожной стрелки
она встречает поезда.
Старая гвардия
Заслышав сигналы горниста,
построятся снова в полки
гражданской войны
коммунисты,
в буденовках
большевики.
В шеренгах займут свое место
лить только б труба позвала! -
герои Смоленска и Бреста,
Москвы,
Сталинграда,
Орла.
Живу я серьезней и строже,
чтоб вечный покои их
был чист,
чтоб павших солдат
не тревожил
сигналом тревоги
горнист.
Традиция
Для меня Традиция -
не пустое слово.
Для меня Традиция -
старое и новое.
Это наши деды,
это наши дети.
Это День Победы,
Это дни Поэтов.
Верю я, что в будущем
есть частица прошлого.
Верю я, что лучшее
до конца не прожито.
Огненной страницей -
жизнь отцов и дедов.
Если есть традиции -
будут и победы!
Военруки
Значки училищ,
орденские планки,
полковничьи погоны,
седина.
Они на дзоты шли,
горели в танках,
друзей теряли -
в том не их вина.
Был День Победы,
и опять работа -
нелегкая,
подчас боям сродни.
Учения,
походы
и полеты,
и отпусков коротенькие дни.
Солдаты с восемнадцати -
навечно,
пока еще сердца
в груди стучат.
Срок службы ветеранов -
бесконечен,
иной судьбы
не признает солдат.
Армейская нелегкая дорога!..
Звонок,
урок закончился.
И вдруг -
объявлена учебная тревога,
и отдает приказы
военрук.
Пусть я родился поздно
Мне кажется,
что видел я когда-то
горящий Витебск -
родину свою,
прифронтовых госпиталей палаты
и беженцев голодную семью,
Я видел
исковерканною грудой
"тридцатьчетверку" моего отца.
Я видел.
как упал Матросов грудью
на ливень раскаленного свинца.
Я видел
точки бомб над головою -
десятки тысяч
тупорылых бомб.
Я видел,
как захлебывались боем
сырые галереи катакомб.
Я видел смерть
и жизнеутвержденье
суровых не по возрасту ребят.
Пусть я родился поздно,
тем не менее
я это вижу,
гляди на солдат.
Двадцатилетние солдаты
Я не глотал воду
из ручейков мутных,
я не кричал "воздух!",
я не стонал утром.
Но облаков клочья
снова пригнал ветер.
Трудно уснуть ночью,
словно и я в ответе
за огоньки взрывов
и тишину братских...
Ночью во мне живы
все, кто погиб в двадцать.
Горсть земли
Встают невиданные зори,
разнообразны и новы.
До боли мил,
хотя и горек,
щемящий вкус полынь-травы.
Берез твоих тревожный шепот
в предгрозовые полчаса,
лосей могучих
нервный топот,
ворон сухие голоса...
Земля родная,
велика ты,
но знаю я,
что в ту войну
в руке убитого солдата
ты вся вмещалась
в горсть одну.
* * *
Солдатский хлеб.
Кто пекли порою
наполовину из полынь-травы.
Он был превыше золота ценою
на осажденных берегах Невы.
Он вел солдат
от Волги до Берлина,
он дал им силу жить и побеждать.
Хлеб всемогущ,
когда для жизни сына
себе в куске отказывает мать.
Солдатский хлеб.
Из вещмешка, последний,
немецкому мальчонке -
на, бери!
Без хлеба
ни одной не быть победе,
какие чудеса ты ни твори.
Солдатский хлеб,
такой обычный с виду, -
он с громкой славой
но бывал в ладу.
Я никому не дам его в обиду
и никогда его не подведу.
Я отвечаю перед ними
Не оттого ли я порою
бываю в спорах резковат,
что ощущаю за собою
тех невернувшихся солдат?
Я перед ними отвечаю
всем, что я в жизни совершил,
а не одною лишь печалью
у монументов
и могил.
* * *
Третий день под окном грохочут
танки,
пушки,
грузовики.
Третий день от утра до ночи
из резерва идут полки.
Фронт поблизости.
За рекою
видно зарево по ночам.
И суровые залпы боя,
словно пульс у виска,
стучат.
Не в Георгия веря -
в пушки,
вспоминали бойцы не раз
ту икону в руках старушки,
не смыкавшей три ночи глаз.
* * *
Я не видел те рассветы,
что запомнил мой отец
в сорок первом,
в сорок третьем,
в сорок пятом, наконец.
Но в годах семидесятых
над палаткой в лагерях
краснозвездные закаты
об отце мне говорят.
* * *
Голубой туман
над полем,
травы в матовой росе.
Вспоминаются невольно
аккуратные шоссе.
Бездорожье,
ямы, лужи,
глина липнет к сапогам.
Нелегка ты,
наша служба,
но и трудная - по нам.
День-деньской
то плац,
то стрельбы,
автопарк,
физгородок.
Перекур - он был, как не был:
сказочно короткий срок.
Но мальчишки
не однажды
вслед нам с завистью вздохнут,
потому что очень важен
в наши дни
солдатский труд.
Вода
Я знаю,
есть она - живая,
и мертвая, наверно, есть.
Есть говорливая,
немая,
с горчащим привкусом
и без.
Есть неуемная,
которой
преграду трудно возвести:
и камни,
и леса,
и горы
она смывает на пути.
Есть добрая вода
и злая.
А я бы мог вам рассказать
про ту,
что пил в походе.
Знаю,
другой такой не отыскать.
Танкист
- Глуши мотор! -
Он спрыгнул с танка быстро
и подошел - веселый, молодой.
Красавица, - сказал, -
моих танкистов
не угостишь холодненькой водой? -
А пил когда, смотрел не отрываясь
в ее глаза
и воду расплескал.
Машина отдыхала боевая,
готовая для нового броска.
Броню погладил, дал друзьям напиться,
сказал: спасибо! - и спустился в люк.
А девушке казалось,
без танкиста
чего-то не хватает ей вокруг.
И долго за деревней пыль клубилась,
и гусениц разматывался след.
Девчонка и не знала, что влюбилась
в танкиста двадцати неполных лет.
* * *
Опять на землю повалюсь,
привычно окопаюсь,
И будет нервно
биться пульс,
и ныть на спуске палец.
Минуты вырастут в часы.
И рядом с полем минным,
как в детстве,
капельки росы
я буду пить
с травинок.
Привал
Ромашковый луг.
Белым-бело.
Речушка справа,
слева село.
На солнце 40, в тени?..
Но тень
нам не обещана
в этот день.
Воды прохлада,
ромашки цвет.
Любит - не любит?
Ответа нет.
Простите, девушки, -
в этот час
нам ли гадать,
получив приказ?
На спинах наших
горячий пот
стал белой солью.
Шагает взвод
по тропам узким,
по большакам.
Пустые фляги
бьют по бокам.
Привал.
На ромашках
гадает взвод:
любит - не любит?
ждет - не ждет?
Атака
Под сапогами -
ровный белый наст,
ни ямки, ни следа.
И только мысли,
что здесь никто
не проходил до нас.
Но вдалеке,
как ветка,
хрустнул выстрел.
И мы,
невольно ускоряя шаг,
в руках сжимаем крепче автоматы.
Не в первый раз
на рубежи атак
выходят на учениях солдаты.
Сквозные ветры
продувают лес,
скрипят, слегка раскачиваясь, ели.
II в миг атаки
потеряли вес
тяжелые солдатские шинели.
Линия огня
Здесь нынче снег и тишина.
Заборы,
клуб,
казарма наша.
И в ясный день
чуть-чуть видна
вершина дальней телебашни.
Моторы,
заревев тревожно,
изорвали монотонность дин...
Но время мирное здесь тоже
проходит линия огня.
Друг
Ресницы и брови -
в инее,
на сапогах снег.
А глаза синие
из-под век.
Он не назвал
имени,
взялся помочь мне.
Мы разгребали синий
возле казармы
снег.
Перекурили вместе,
скрываясь
от ветерка.
Мне имя его неизвестно.
Он из другого полка.
За плечами
За плечами - километры,
звон дождя,
порывы ветра.
За плечами двадцать лет
и двадцать зим.
Расставанья за плечами,
и десяток встреч случайных,
и туманы над полями,
словно дым.
За плечами есть печали
и те дни,
что мы скучали
где-то в комнате,
в уюте
и в тепле.
Только помнятся нам лучше
полигоны,
зоны.
тучи
и росинки,
как слезинки,
на стволе.
За плечами перекуры
на траве, от пыли бурой.
За плечами
автомат и вещмешок.
Двадцать лет,
как день,
промчались.
И немало за плечами
и, наверное, не меньше за душой.
* * *
Зеленые ели
мшистые пни.
Дни и недели
и снова дни.
На перекурах
вспомним порой
Дворец культуры,
сад над рекой.
Давнее,
тихое,
милое,
но
слишком красиво
и слишком давно.
Девушки пишут,
и мы им - в ответ
пишем под вспышки
сигнальных ракет.
Село
Нам отдыхать недолго -
полчаса,
и не в селе,
а рядом -
на покосе,
где петухов чуть слышны голоса,
и девушки
нам быстрый взгляд не бросят.
Построен взвод.
И, обогнув село,
о нем
мы через час уже забыли.
Но петухи надсадно голосили,
и девушкам
в то утро не спалось.
Я вспомнил маму
Дежурный свет
над тумбочкой дневального.
Давно уже отбой,
ребята спят.
А за окном поскрипывают валенки
у часового
целый час подряд.
От простыней -
тепло и запах прачечной.
Я вспомнил маму,
стирки на дому.
Над нами
чуть покачивалась лампочка,
просвечивая тускло,
как в дыму.
Откидывая прядь
рукою красною,
мать улыбалась с одобреньем мне.
Наверное,
мы оба были счастливы.
и потому что оба -
то вдвойне.
Солдату
и не то, чтобы положено, -
необходимо,
не боясь труда,
свою одежду,
выбив пыль дорожную,
стирать
и даже штопать иногда.
Солдату
без подсказок и без помощи
приходится частенько
строить быт.
...Дежурный свет,
и время близко к полночи,
и валенками
часовой скрипит.
Брату
Тебе и мне -
солдатские дороги.
Тебе и мне -
походный неуют.
Сегодня встреча,
времени немного.
Поговорим,
покурим пять минут.
Как мать, отец?
Какие письма пишут?
Что нового
у наших стариков?
С тобою мы давно
из детства вышли,
да отошли, видать,
недалеко.
Крыльцо, дорожка,
ветхая калитка -
как я любил
ее веселый скрип!
И паутин серебряные нитки
на листьях
дедом выхоженных лип.
Как хочется
вернуться хоть на часик
и тот давний мир,
в тот пятистенный дом
и жить,
совсем не думая о счастье:
счастливые
не думают о нем.
Но впереди -
солдатские дороги
и гарнизонов дальних неуют,
и много встреч,
и расставаний много,
и на воспоминанья -
пять минут.
* * *
Вчера подняли батарею
в глухую ночь,
в нежданный час.
Луна и звезды скупо грели
и скупо освещали нас.
Еще мы чувствовали кожей
прикосновенья простыней.
Казалось,
длится сон тревожный,
лишенный красок и теней,
казалось, закричит дневальный:
- Подъем! -
и день пойдет на лад,
стирая начисто детали
всего, что было час назад.
Шли без привалов до рассвета.
На телеграфных проводах
вдруг покраснели чуть заметно
прозрачные наросты льда.
И нам казалось нереальным,
что существуют не во сне
военный городок,
дневальный,
прикосновенья простыней...
Солдатский быт
Солдат умеет обходиться
тем,
что найдется под рукой.
Ему водой речной
умыться
и спать под небом -
не впервой.
Солдатский быт
построен точно.
По-деловому скуп и строг,
он проверяется
на прочность
сигналом боевых тревог.
За час до отбоя
Солдаты сражаются в шашки,
листают подшивки газет.
По стендам
и лицам уставшим
скользит
электрический свет.
В казарме
за час до отбоя
доверчивей слово
и взгляд.
Мы спаяны общей судьбою,
нелегкой судьбою солдат.
С улыбкой
сражаемся в шашки,
листаем подшивки газет...
На лицах
обветренных наших
горит
Революции свет!
Ночные стрельбы
Сегодня отбоя не будет.
На полигоне ночью
будут вести орудья
свой разговор точный.
Стрельбы. Для нас это -
самый большой экзамен.
Рыжие вспышки света
пляшут перед глазами.
Грохот. Ушам больно.
Ждем сообщений - что там
в дальнем районе поля?
Ждем результат работы.
И с облегченным вздохом,
узнав о накрытии точном,
смеемся:
совсем неплохо
стреляли мы этой ночью!
Будет короткий отдых
и перекур поздний,
будут для нашего взвода
в небе гореть звезды.
Будут по бездорожью
к части спешить колеса.
Как это все просто!
Как это все сложно!
Мальчик
В длиннополых шинелях
шагает строй
вдоль по набережной
в столице.
И осенний ветер
прелой листвой
на погоны наши
ложится.
Над Москвой-рекой
голубой туман.
Проплывают в тумане
баржи.
Убежал от бабушки
мальчуган
и шагает за строем важно.
Не ругай его, бабушка,
не зови, -
пусть мальчишка
почувствует глубже,
что мужчинам нельзя
без великой любви
к нашей армии,
к нашей службе.
* * *
Пишите матерям почаще,
подробно,
не жалея слов, -
со строек,
из военной части,
из отдаленных городков.
О том пишите,
что заботит,
об изменениях в судьбе,
и о друзьях,
и о работе,
но все же больше -
о себе.
Пишите маме.
Пусть усталость,
пусть вроде б
и минутки нет.
Пишите,
чтобы вам не стало
так стыдно,
как сегодня мне.
Теза
Не мелка
и не глубока,
не узка, не широка.
Голуба,
как милой око,
чисто русская
река.
Утомясь,
качала баржи
на усталой
на спине.
Отделяла не однажды
рать от рати
на войне.
Разливаясь в половодье,
натворила бед -
не счесть.
Речка тихонькая
вроде,
и откуда
сила есть?
Города
Города свое имеют сердце,
свой характер
и свои черты.
Проводник тебе откроет дверцу,
на перрон
шагнешь с подножки ты.
Отрекись же
от забот недолгих,
пересадок
и билетных касс.
Города на Каме,
Тезе,
Волге, -
в них частица каждого из нас.
И неважно -
заглянул случайно
или ты приехал на года,
но они всегда тебя встречают,
словно сына,
эти города.
По улицам заснеженным
Горят огни фабричные
над Тезою-рекой,
и трубы в небо ввинчены
рабочею рукой.
Морозными одеждами
сверкает каждый куст.
По улицам заснеженным -
полусапожек хруст.
Со смены возвращаются,
одетые легко,
веселые начальницы
норовистых станков.
Их дома не удерживай,
экраном не мани.
По улицам заснеженным
сбегут от мам они.
Ведь после дня рабочего
девчонке - что скрывать!
в фабричном клубе
хочется
чуть-чуть потанцевать.
И где-то ближе к полночи
у своего крыльца
ей черточки запомнятся
любимого лица...
По улицам заснеженным,
одетые легко,
идут на смену
нежные
начальницы станков.
* * *
Иней выбелил стены -
куда малярам!
Или это седины столетние?
Я поднялся пораньше
и вышел с утра
в чисто поле,
где солнце
да ветер.
Сколько зим,
сколько лет
я хожу по земле,
но доныне
привыкнуть не в силах
к величавости рек
и простору полей,
к необъятному слову -
Россия!
Стройка
Как мачта корабля -
подъемный кран.
На стройплощадку при любой погоде
прораб -
видавший виды капитан, -
попыхивая трубкою,
приходит.
Включает капитан прожектора,
и до утра
не засыпает стройка.
Здесь на лесах
промозглые ветра
любых муссонов и пассатов стоят.
Дома -
как у причалов корабли.
Они готовы в путь,
пора прощаться...
И снова на пустых клочках земли
строители
разметят стройплощадки.
* * *
Безоглядно любить
мы умели в детстве,
но с тех пор, как погоны
на плечи легли,
ощущаются глубже
и трепетней
в сердце
все печали и радости
русской земли.
Сколько б ни было в жизни
ветров и ненастей,
сколько б раз мы ни мерзли
в пургу средь полей,
полыхает в груди
беспокойное счастье,
счастье быть гражданином
на русской земле.
Фабрика в Кохме
Провидец? Нет.
Рассчитывая строго,
хозяйственно заглядывая вдаль,
повелевал он
проводить дороги
к ничем не знаменитым городам.
Потешный флот - не развлеченья ради.
И, не по-царски одеваясь сам,
Петр думал не о будущих парадах-
о будущих он думал парусах.
Нет мастеров,
нет моряков,
нет флота,
но в Кохме по велению Петра
не затихала ни на миг работа -
с утра до ночи,
с ночи до утра.
И пробил час!
Ударил в парус, ветер,
и царь сквозь слезы прошептал "ура..."
И Кохма будет памятна вовеки
той фабрикою парусной Петра.
Крылья
Седой от придорожной пыли
мужик работал топором.
- Плохое дерево на крылья.
Плохое,
весу много в нем. -
Он предугадывал, конечно,
но в любопытстве,
как в долгу,
жалел лишь об одном:
мол, грешен,
грехи потянут -
не смогу.
...От ярости
монахи выли.
Прыжок,
полет,
удар глухой.
Но жили сломанные крылья
над сгорбленной
его спиной.
* * *
Жестяное ведро
громыхает в колодце,
и несмазанный ворот
устало скрипит.
Отразившись в воде,
небо вдруг покачнется.
Отогнав облака,
буду воду я пить.
* * *
Земля насытилась водою.
Стихает капель перезвон,
подсолнух влажной головою
уже к востоку обращен.
Все чаще слышатся разрывы
во фронте обложивших туч.
И скачет, рыжий и счастливый,
по лужам и по окнам луч.
На станции
Обито небо
гвоздиками звезд,
как двери утепленные в квартирах.
Усталый маневровый паровоз
гоняет и гоняет нас по миру.
Всё тупики
да стрелки на пути,
и до сих пор состав не сформирован.
А с неба
за звездой звезда летит,
срезая хвост о телеграфный провод.
Старый пруд
Караси величиной с пятак
стайками рознятся на мели.
Мачта-карандаш,
бумажный флаг -
по воде гуляют корабли.
Запах сена,
рыбы
и коров,
хлопанье пастушьего кнута.
Старый пруд,
я рад, что ты здоров,
что вода сравнительно чиста.
Не беда,
что тиной кое-где
годы на лицо твое легли, -
детвора опять
бежит к воде,
прижимая к сердцу корабли!
В гостях у деда
Дождевая вода,
ржавый обруч на бочке.
Золотистый подсолнух
пригнулся,
обмяк.
Синий пар над крыльцом
с терпким запахом ночи,
и заливистый лай
деревенских дворняг.
Яркой лентой подвязан
крыжовника кустик -
старики и в хозяйстве
красивое чтут.
Гуси-лебеди,
то есть домашние гуси,
гогоча и толкаясь,
шагают на пруд.
Дождь и солнце
Плеснуло солнце на дорогу
раствор лучистого огня.
И ослепила
у порога
крутая радуга меня.
Затрепетали,
заиграли
дождем омытые кусты.
И вновь глазам
открылись дали,
где рощ березовых посты.
Новости
Зима еще
сильна по-прежнему.
Морозный воздух пенисом.
Мальчишки лепят бабу снежную
с метлой,
усами
и ведром.
На проводах,
как знаки нотные,
не прекращая гвалт и крик,
сидят вороны безработные
и с красной грудью снегири.
Под вечер
в городе заманчиво
повсюду вспыхнут огоньки,
И, пообедав быстро,
мальчики
бегут на ближние катки.
Но все длиннее
дни становятся,
состарился на реках лед.
И солнце
о весне нал новости,
как телеграф,
передает.
Запоздавший ледоход
Синеет лед.
Но ярче, резче
заметно стало,
как на нем
пылают раны свежих трещин
холодным
голубым огнем.
Лед исхудал,
лед обессилел.
И вот,
безропотны в беде,
десятки тысяч льдинок синих
поплыли,
тая,
по воде.
Две стихии
Две стихии -
огонь и вода -
до сих пор
не постигнуты мною.
Приходил я на берег пруда
и часами
следил за водою.
Водяные жуки проскользят,
прозвенят золотые стрекозы,
и как будто русалок глаза
на меня
вдруг посмотрят
сквозь слезы.
Две стихии -
вода и огонь -
до сих пор
не постигнуты мною.
Выгибались поленья дугой,
печь дрожала
от гула
и зноя.
И, заслонку слегка отворив,
я смотрел
на ревущее пламя:
там рождались
и гибли
миры,
до сих пор
не открытые нами!
После дождя
Дождь прошел,
и прояснилось небо.
Как цыпленок влажен и смешон,
проклевался на весенних вербах
серый и доверчивый пушок.
Серебрятся на дорогах лужи,
отражая солнечный пожар.
Сквозь кусты,
моторами разбужен,
еж, сбивая капли, пробежал.
Лес весною выглядит задорно,
отдохнув и выспавшись сполна.
И ревут стосильные моторы,
и звенит всесильная весна.
Тринадцатый месяц
Есть тринадцатый месяц в году,
четырем неподвластный сезонам.
Расцветает подснежник во льду,
и трава зеленеет на склонах.
Солнце всходит и сразу - в зенит,
пробивая хрустальные тучи.
И в трубе водосточной звенит
оборвавшийся солнечный лучик.
Существует, имейте в виду,
вопреки календарным законам,
удивительный месяц в году,
дополнительный месяц влюбленных.
Салют в Москве
Многоцветные залпы салюта
отразила речная вода.
И сегодня вместились в минуты
трудной воинской службы года.
Извини мне мою отрешенность.
Одинокой оставив тебя,
я смотрю,
как проходят колонны
самых верных на свете ребят.
С ними в поле мы зябли и мокли,
землю грызли зубами лопат.
Стать достойным тебя
я не смог бы
без доверия этих солдат.
...Я давненько не вижу салютов.
Продолжается службы страда.
Извини,
что тебя на минуту
одинокой оставил тогда.
Дел
В плохие времена -
пел песни.
Полжизни,
почитай,
пропел.
Совсем бы с круга спелся,
если б
прощать обиды
не умел.
Спасибо, дед!
И внуку тоже
частенько выпадает петь,
и у него
никак не может
от песен сердце не теплеть.
Невеселое письмо
Дневальный бегал за водой
и мыл полы
три раза в сутки.
А мне копалось,
это шутка -
все, что написано тобой.
Потом ударили морозы.
Наряд ленился мыть полы...
Я привыкал к солдатской прозе
в ней есть
и острые углы.
Снега внезапно потемнели.
Перед отбоем в тишине
я слушал робкий звон капели,
и ты все реже
снилась мне.
Труды наши
(Шутка)
Возводя пьедестал
для любимой своей,
как ни странно, я стал
меньше нравиться ей.
Охраняя друзей
от забот
и обид,
как ни глупо, скорей
ими был я забыт.
А когда уставал
за рабочим столом,
как ни горько, писал
я не так,
не о том.
Но не верю пока
я в бессмысленный труд,
и любовь
и строка
где-то рядом идут.
Возвожу пьедестал
для любимой своей -
не беда, что я стал
меньше нравиться ей!
Охраняю друзей
от забот и обид -
может, вспомнят скорей,
что я ими забыт!..
На расстоянии
День от подъема до отбоя
метался белкой в колесе.
Я разговаривал с тобою,
шагая в ногу, как и все.
Ствол вороненый автомата -
громоотводом за спиной.
А ты была далековато,
но в мыслях ссорилась со мной.
Неплохо выучив уставы
(дисциплинарный - назубок),
командам следовать исправно
и думать о тебе я мог.
И старшина не заподозрил,
не догадался замкомвзвод,
какие пересилил грозы
мой автомат-громоотвод.
* * *
Атакован майскими жуками,
сквозь кусты,
защитные на цвет,
не спеша иду
и привыкаю
к ощущеньям давних детских лет.
Паутина -
только паутина,
а не маскировочная сеть.
На коровьей шее
беспричинно
колокольчик может прозвенеть.
Куст узором яростным закручен,
на земле тропинка
чуть видна.
И голубоватые колючки
на рубашке,
словно ордена.
* * *
Давно то было,
а все помнится
и смех, и плач
от всей души,
когда буденновская конница
была реальнее машин,
когда делил кинокартины я
на "про любовь"
и "про войну"
и прямо за трамвайной линией
мог новую
открыть страну.
На чердаке
Среди подсвечников погнутых,
ботинок рваных
и калош,
резиновых дырявых уток,
труб самоварных,
бурых кож, -
среди чердачного содома,
где черту ногу
не сберечь,
смотрел обложкою знакомой
учебник мой
"Родная речь".
Поднял,
перелистал страницы,
улыбки грустной не тая.
Читал -
не мог остановиться,
не мог остановиться я.
Брат крикнул,
что пора на речку
и вообще
пора слезать.
А я стоял
с "Родною речью",
виновные прикрыв глаза.
Купание в канале
По зеленым и скользким
камням
сделав три неуверенных шага,
оглянулся я:
на меня
смотрит,
горько скуля,
дворняга.
...Я щенка отыскал слепым
на зеленых камнях канала, -
кто-то, видно,
принес топить,
что-то видимо,
помешало.
Пес боялся воды с тех пор,
в дождь
метался он беспокойно,
словно помнил он
приговор,
что почти уже был исполнен...
Вдалеке
пароход гудит.
Я ныряю
и под водою,
словно слышу:
мой пес скулит
над сиротской своей судьбою.
Выплываю
на лоно вод -
хорошо, ничего не скажешь.
...И, повизгивая,
плывет
мне на помощь
мой пес отважный!
Баталия
Бой проигран,
войска устали,
и на древках орлы в тоске.
Что ж, бывало -
мы повисали
на единственном волоске.
Но не сослепу,
не со страху
снова лезли мы на рожон.
Если плаха -
взойдем на плаху,
если трон -
то взойдем на трон.
Солнце. Птицы.
Проснулась мама,
стала что-то готовить, печь.
И опять
в карандаш упрямый
перочинный вонзил я меч.
Русская земля
Как я могу
не любить эту землю
в синих морщинах
задумчивых рек,
мягкую землю,
кремнистую землю,
землю,
с которой
сроднился навек.
Землю,
где в поле
хлеба колосятся,
те, что вскормили
и мать
и отца,
землю,
политую кровью солдатской,
землю,
с которою
я - до конца!
Росстани
О росстани! С камнем, без камня,
и даже боа знаков ГАИ,
Труба сигналиста
близка мне
не менее, чем соловьи.
Суровая проза металла
и нежность цветов полевых.
О росстани! Как на вокзалах
растерян бывал я на них.
Но вновь
совершается выбор,
тревогу трубит сигналист.
В конверте со штемпелем "Выбыл"
вернется
исписанный лист.
О росстани! Сколько в судьбе вас!
Скажу я,
душой не кривя:
шел прямо ли,
вправо ли,
влево -
назад не сворачивал я!
Содержание
Традиция 1
Родина 1
Сегодня выгляжу я строго. 1
И кубатура, и метраж, 1
Железный дождь в сорок первом 2
Сестренка 2
С надеждой женщины смотрели 2
Старая гвардия 3
Традиция 3
Военруки 4
Пусть я родился поздно 5
Двадцатилетние солдаты 5
Горсть земли 6
Солдатский хлеб. 6
Я отвечаю перед ними 7
Третий день под окном грохочут 7
Я не видел те рассветы, 8
Голубой туман 8
Вода 8
Танкист 9
Привал 10
Линия огня 11
Друг 12
За плечами 12
Зеленые ели 13
Село 13
Я вспомнил маму 14
Брату 15
Вчера подняли батарею 16
Солдатский быт 16
За час до отбоя 17
Ночные стрельбы 17
Мальчик 18
Пишите матерям почаще, 19
Теза 19
Города 20
По улицам заснеженным 20
Иней выбелил стены 21
Стройка 21
Фабрика в Кохме 22
Крылья 23
Жестяное ведро 24
Земля насытилась водою. 24
На станции 24
Старый пруд 24
В гостях у деда 25
Дождь и солнце 25
Новости 26
Запоздавший ледоход 26
Две стихии 27
После дождя 28
Тринадцатый месяц 28
Салют в Москве 28
Дел 29
Невеселое письмо 29
Труды наши 30
На расстоянии 31
Атакован майскими жуками, 31
Давно то было, 32
На чердаке 32
Купание в канале 33
Баталия 33
Русская земля 34
Росстани 34
Содержание 35